Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.
Наставляя апостолов, Господь сказал, что тот, который не входит дверьми, а перелазит где-то, – тот вор и разбойник. И не знают овцы его гласа. Эти слова прозвучали как предостережение всем, кто по собственной гордости или скудоумию, или ещё каким-то причинам уклонялся от правого учения в ереси и расколы.
Мы с вами живём в странное время. Если Церковь и не гонят в открытую, то говорят по-другому: «Больше вер, хороших и разных! Во что ни веришь – всё хорошо! Куда ни ходишь – Бог везде!» Везде ли Бог? Часто говорят: «Почему вы, православные, такие непримиримые? Почему вы настаиваете на исключительности своей веры? Почему вы настаиваете на исключительности того, что Церковь должна быть в соответствии со всеми канонами, со всеми правилами, завещанными святыми отцами?»
Может ли что-то в Церкви меняться? Безусловно, может и должно. Подобно тому, как меняется покрой человеческой одежды. В такие времена мода была на длинные рубахи, в такие – на рубахи короткие. Кто-то носит одежду с короткими рукавами, кто-то с длинными, кто-то с воротником таким, кто-то без такового. Но у всей этой одежды остаётся одно-единственное неизменное свойство. Эта одежда имеет отверстие для одной головы и двух рук, как бы ни менялся её покрой. Если же вдруг вам предложат одежду с двумя отверстиями для головы или с отверстиями для шести рук, это будет одежда уже не для человека. Вот так и в Церкви – меняется форма, но форма эта предполагает то же самое содержание. Когда-то иконы были только писанными, сейчас всё чаще в храме можно встретить иконы, сделанные полиграфией или каким-то другим способом. Хорошо, если старинные, но зачастую современной работы, современных мастеров. Раньше храм освещался исключительно свечами. Сейчас – электрические лампочки, притом уже давно. Меняется форма, но содержание, наполнение остаётся прежним. Вот почему мы и говорим, что в различных сектах уже совсем другое наполнение, ничего общего не имеющее с тем, чему учил Христос, чему учили апостолы, о чём говорили святые отцы.
Часто говорят: «Батюшка, ну посмотрите, ведь в храмах Киевского Патриархата, или у автокефалистов, или у каких иных раскольников, вроде бы всё то же самое. Ну и что, что служат они на украинском языке? Вы разве против?» Да я-то не против украинского языка богослужения. Был бы перевод хороший. К сожалению, у них я хорошего перевода не увидел. Дело не в языке богослужения. Дело в том, что любой священник законной канонической Церкви находится в богослужебном общении со всем православным миром. Он может приехать в любую православную страну, войти в любой православный храм – в Грузии, в Греции, в Болгарии, в Сербии, в Иерусалиме – и везде он будет принят в сослужение как православный священник. Раскольников не пускают в алтарь. Очень часто, даже ездя в паломнические поездки, те, кто здесь громче всех кричит о благодатности Киевского Патриархата, там, не стесняясь, лгут и говорят: «Мы из Московского Патриархата». Иначе их просто не пустят в храм. Дело не в том, хорошие они или плохие. Вы знаете, мне очень понравились слова одного батюшки, который, проезжая мимо одного раскольничьего монастыря, сказал о его обитателях – монахах, живущих там, – с очень большой теплотой, любовью и грустью: «Жалко их! Там очень много хороших, искренних людей. Они просто пришли в Церковь на национальной волне, так из этого состояния и не вышли. Для них национальная принадлежность оказалась важнее их христианства. И хотя они хорошие, искренние, пусть Господь Сам спасёт их, так, как знает».
Не из-за конкуренции или корыстолюбия священники говорят: «Не обращайтесь к раскольникам». Не потому, что хотим кому-то досадить или кого-то опорочить. Представьте себе на секундочку, заболели вы и вызвали скорую помощь. И тут вместо врача приезжает народный артист Богдан Бенюк. Одетый во врачебный халат, с медицинским чемоданчиком. Артист он замечательный. И вот он начинает с вами играть роль врача: кормит вам толчёным мелом, поит подкрашенной водой, как бы лечит. Ну вот как в кино лечат, на экране. Но если вам действительно плохо, понятно, что никакого толку от такого лечения не будет. Будет одна видимость. Вот так и в раскольничьих храмах. Раскольничье богослужение – это одна видимость. Как детская шутка, как пустая бумажка из-под конфетки, свёрнутая по форме конфеты. С виду то же самое, внутри – пустота. И стоит вспомнить, как каждый год на Рождество, на Пасху или просто в проповедях Блаженнейший Митрополит Владимир, обращаясь, не ругает раскольников, не хулит их, а говорит о нас: «Это наша боль».
Есть ли вина наша в этом расколе? Я думаю, это не вина Церкви, ни в коем случае, а вина верующих людей. Причём не каких-то там, которые где-то там в Лавре что-то не так сказали, а вина наша с вами, каждого из нас. В том, что когда нас спрашивают, уходим от ответа. В том, что когда к нам обращаются с вопросами, не стараемся объяснить или делаем это с раздражением, с гневом: «У, раскольник! Окаянный филаретовец! Чтоб ты лопнул, чтоб тебя распёрло!» Вместо того чтобы отнестись к человеку с любовью, не наказать его, не умножить на ноль, а исправить. Вернуть его в Православие.
«А у вас Патриарх в Москве сидит!» Да хоть на Луне! Самое главное, что я вхожу в храм, являясь членом законной Церкви, которая является частью всей Православной Церкви. А где сидит Патриарх, кого мы поминаем за богослужением, это ведь не так важно. Например, вот посмотрите, даже католики (какой-нибудь мексиканский или боливийский католик) абсолютно не переживают от того, что Папа-немец сидит в Риме. Он его никогда не видел за всю свою жизнь. Те, кто говорят о зависимости какой-то: финансовой, политической или какой-либо другой – Украинской Православной Церкви от Московского Патриархата, либо просто недостаточно церковные, либо не хотят читать. Церковь живёт согласно соборным определениям. Ещё в 2000-м году на Московском Соборе были приняты документы, которые очень чётко определяют жизнь Церкви. И кроме самых общих и основополагающих, три четверти документов имеют приписку: «Кроме Украинской Православной Церкви, где существует собственное законодательство на этот счёт». Т.е. собственное законодательство, которое полностью регулируется взаимодействием с местными законами. Т.е. даже из соборных постановлений на нашу Церковь, на её жизнь, на её быт, её действия распространяется лишь, наверное, одна четверть, и то самых-самых общих. Остальное решается непосредственно здесь, решается сообразно с тем, что происходит у нас.
И вот, слушая слова Христа о Пастыре добром (слова эти читаются потому, что сегодня Церковь празднует память великого архипастыря Иоанна Златоуста)... Прекрасные проповеди, толкования, молитвы, составленные этим святителем, близки сердцу каждого человека. Действительно необыкновенное красноречие и необыкновенная доходчивость. Константинополь не был тогда патриархией, даже митрополитом не назывался предстоятель, архиепископ во главе. Иоанн Златоуст был архиепископом Константинопольским. Как закончил он свою жизнь? В изгнании. Почему? Не сошёлся во мнении о благочестии с властями. Зная придворные нравы византийского императорского двора, обличил их в этом, за что его и отправили на окраину в ссылку.
Иногда нас гонят, иногда нас могут как угодно называть, иногда власть может быть даже нами недовольна. Иногда нами недовольны наши домашние... Самое главное, чтобы мы были со Христом. А уж в почёте, в чести ли, в ссылке – не столь важно. Потому что лишь то, что мы со Христом, имеет для нас значение в Вечности. А она у нас впереди. Аминь.